| |||
|
| Философские сказки |
|
ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ
В одном большом супермаркете одного большого города стоял Турникет. Мимо него шли люди, как правило, давно привыкшие к подобным «вахтерам» и не было особой нужды тормозить их. Всё как в отлаженном механизме: поток посетителей втекает в магазин через одни шлюзы, прогулявшись между бесконечных рядов полок и витрин, вытекает через другие уже мимо кассы. Наш турникет в отличие от своих собратьев вовсе не был ни придирой, ни занудой. У него не было этакой контролёрской жилки – ощущения своей значимости при наблюдении за порядком, когда просто удовольствие получаешь от самого контроля. Турникет был достаточно юн и ещё не испорчен подсказками своих бывалых коллег, находивших утешение тщеславию вообще служить как бы преградой среди всеобщей вседозволенности, ссылаясь на строгие инструкции. Хотя иногда он мог себе позволить слегка поприжать пышные формы какой-нибудь посетительницы, или слегка поддать пинка зазевавшемуся визитёру, или озорно замереть перед носом чопорной пожилой дамы. А порой и вопреки инструкции даже слегка крутнуться назад, чтобы какой-нибудь ребёнок не защемил себя. Словом, обыкновенный турникет в универсаме. Эту женщину Турникет заметил давно. Она поначалу вызывала у него досаду и легкое раздражение: как можно умудриться замотать ручки сумки на поручни или зацепиться кистями шарфа. Но потом стал находить всё это даже забавным, ожидая очередной казус с ней. Однажды случилось ей соскочить с высокой модной танкетки прямо перед спускавшимся вниз эскалатором. Она охнула от неожиданности, залилась краской в большой досаде на себя. Из карманчика блузки вылетел проездной билет с фотографией. «Василиса…», - успел прочитать Турникет, пока женщина поднимала билет. Теперь она уже не была для него незнакомкой. Ах, если бы он мог запросто обратиться к ней по имени. Самому непонятно, откуда вдруг стала накатывать робость. Он нарочно медлил, чтобы она как можно дольше оставалась в контакте с ним, в его объятьях. Турникету стало доставлять удовольствие в такт вращению напевать по слогам её имя: «Ва-си-ли-са». Он весь день вращался по часовой стрелке. И поэтому ему казалось, что он может убыстрять бег времени, чтобы скорее наступал вечер – время её долгожданного прихода. Да, он уже поймал себя на том, что нетерпеливо дожидается её появления в магазине. И даже, если она благополучно не зацепится чем-нибудь за поручни вертушки, он все равно замедлит движение, лишь бы она оперлась на него. Коллеги по магазину давно заметили его уловки, и эта тема для разговора непременно была следующей после обычных обсуждений привычек и повадок покупателей. Со временем стал он замечать и другое. Почему-то впопыхах она влетала в турникет, когда через него уже проходил один господин, всегда зябко кутающийся в шарф. Чем он вызвал интерес у женщины? Ведь иногда, казалось, что она поджидала его нарочно. Однажды она так стремительно проследовала за ним, что едва не оказалась с ним вместе в пространстве между поручнями турникета. Турникет видел, как она вспыхнула, почувствовал, как вспотела её ладонь. Торопливые извинения легко отскочили от не повернувшейся спины господина. Так он был задумчив. Что ещё сделать, чтобы привлечь его внимание, она не знала. Ей уже были знакомы и весь его обычный набор покупок, и те полки, у которых он мог дольше всего задержаться. А если бы Турникет мог проследить за ней дальше за пределами супермаркета, то увидел бы, что иногда она поджидала этого незнакомца у входа в стоящий неподалёку католический храм. В обычные дни входящих туда было не так уж много, чтобы она надеялась затеряться в толпе. А в дни праздников он приходил туда настолько раньше, что и увидеть его она не могла. Только услышать. Да, он был органистом в этом храме. Василиса считала, что католики также верят в Христа как и ее земляки - православные христиане. Потому легко было понять, что в религии она была малосведуща. Там, откуда она приехала, народ тоже посещал храмы, родственники были верующими, но обычаи были другими, да и праздники не совпадали. Особенно ее удивляло, что во время службы все чинно рассаживались по скамьям, поднимаясь только во время чтения молитв или опускаясь затем на колени. Но самым большим потрясением была для нее органная музыка, которую прежде она могла слышать только по телевизору. Женщина была в этом городе чужой. Языковый барьер, робость и непонятные люди, которые пугали почему-то своей приветливостью, – удерживали её на расстоянии ото всех. В храм она стала приходить, потому что жила неподалёку, потому что не было какого-либо круга общения, потому что ей понравилось, что он всегда днём открыт и можно посидеть в тишине и посмотреть на горящие свечи. Василиса часто вспоминала первую встречу с Органистом. Служба уже заканчивалась, когда вдруг все повернулись в обратную сторону от алтаря и начали аплодировать человеку, который находился высоко на хорах у перил и отвечал поклонами. Впервые она почувствовала, что сердце как-то болезненно, но по-особому, сжалось. Когда она увидела его метрах в двух от себя, подумала, что вот ещё одно очередное разочарование в её не такой уж богатой событиями жизни. У него не было яркой внешности, напротив, с залысинами лоб, глаза прячутся за толстыми линзами очков, заметная сутулость и …летающие руки. И как бы из-за боязни, чтобы они вдруг не стали крыльями, он их постоянно укрывал под шарфом. Женщина была не из робких и в родных краях она давно бы всё разузнала про него. А тут из-за ощущения одиночества, слабого знания языка и обратиться-то за информацией было не к кому. Оставалось только полагаться на опыт и интуицию. Судя по всему, Органист был одинок, так как сам покупал в магазине продукты. Она, конечно, что-то слышала о целибате – безбрачии католиков и монахов, но решила, что сана священника он не имеет. Органист тоже заприметил эту необычную женщину. Ни разу не услышав её речи, он, однако, считал её иностранкой. В храм приходило много разных людей. Они заметно отличались от его земляков – до черноты смуглые от обилия солнца выходцы из Индостана, точеные женщины из юго-восточной Азии, африканцы. Женщина была привлекательна тем, что была похожа на ребенка, оказавшегося в новой обстановке и растерявшегося. Её частое появление в храме не говорило, однако, о её набожности. Что-то в ней настораживало его. Здесь, конечно, никого не удивить энергичными женщинами, которые не только самостоятельны по жизни, но ещё и самонадеянны в желаниях подстроить всё в жизни под себя. Но этих он знал, и умел с ними общаться. А эта – молчаливая и не отводящая взгляда женщина – то ли затаившаяся охотница, то ли как пропавший заблудившийся ребенок. Его отношения с женщинами имели небогатый опыт. В свои сорок лет он ещё не испытал желания кого-то впустить в свою жизнь. И мысли о семье просто не посещали его. Друзей-приятелей было немного. Его миром, его жизнью была музыка. Если бы храм не закрывался после вечерней мессы, он бы оставался там до полуночи. Орган, как и храм, уже отпраздновал вековой юбилей. И временами у него получалось нечто похожее на стариковское брюзжание. Инструмент уже не мог с прежней страстностью, мощью своих труб следовать за виртуозностью музыканта. А его молодому другу не понятна была такая вековая усталость, нерасторопность, даже медлительность и сухость. Орган был мудрее и понимал, что страсть суть страдания, и уже не спешил отзываться на страстные импульсы, исходящие от музыканта. Для органиста же мечтою, желанием, возлюбленной была музыка. С ней он мог общаться часами, быть открытым, не бояться душевных порывов, разве что быть отвергнутым, но это уже было бы за гранью жизни. Было время Адвентов. Эти 4 недели перед Рождеством были особыми днями. Хотя давно уже из прежних знаний об этом времени остались только удобные в обществе потребления понятия: время хорошего проведения досуга, покупка рождественских подарков, посещение рождественских ярмарок с горячим глинтвейном, вином, сосисками и стеками, жареными каштанами и миндалем, залитыми в сиропе яблоками, и время восторженного почти детского ожидания исполнения заветных желаний. А ведь были времена, когда думалось больше о душе, об очищении, о посте – ограничении не только в еде, но и в развлечениях. Давно уже в магазинах, витринах самые лучшие места заняла атрибутика рождественских праздников. Казалось просто невозможно что-нибудь ещё придумать или чем-нибудь ещё привлечь просто искушенного изобилием покупателя. Но каждый год армия творческих людей, изобретателей изощряется в создании чего-нибудь небывалого, необыкновенного. Однажды Турникет услышал разговор двух гламурных глянцевых журналов. Они обсуждали тему нынешнего повального в обществе увлечения фэнтези и всякими паранормальными штучками. А когда речь пошла о вероятности общения с некоей Феей-волшебницей, которая в состоянии исполнить любую пусть даже самую невероятную мечту, фантазию, Турникет уже не мог оставаться равнодушным. - Ах! Где же её можно встретить? - Да, где угодно! И Фея сама выбирает, чьи бы желания исполнить. Нужно только, чтобы это была главная мечта. Погружённого в мечтания Турникета вдруг слегка похлопали по плечу. Маленькая женщина с отливавшими серебром волосами, добрыми искрящимися смехом глазами, кутаясь в меховую накидку, опиралась на руку молодой спутницы. Турникет молниеносно открыл им дорогу, досадуя на свою оплошность. - Очень похвально, что Вы корите себя, а не сердитесь на тех, кто прервал Ваши размышления, - проговорила Фея-волшебница. А ведь это была именно она. Изумлённый турникет замер. Судьба давала ему шанс. И все вокруг это поняли и застыли в ожидании. Нет! Ни за что он бы не озвучил своё желание. Но фее и не нужно было говорить о мечте. Мудрая Волшебница нашла очень трогательным желание Турникета превратиться в юношу. Отчего же не помочь влюблённому? Она только кивнула своей спутнице, и они удалились. Вечер чудес начинался. И впереди было ещё много-много дел. Порой достаточно только одного взмаха руки (конечно, если в ней волшебная палочка), чтобы сделать кого-то счастливым. Наступал Сочельник. Магазины все закрывались пораньше, чтобы и у торгового люда была возможность не только добраться до дома в это время авто-пробок, но и как-то успеть подготовиться к празднику. Опять же для иных понятие сочельника уже накрепко связалось с непременным атрибутом праздничного стола – рождественским гусём, заниматься которым нужно не менее 4 часов. А ведь это время раньше уделялось как раз тому, чтобы люди смогли подготовиться к праздничной рождественской службе. Попавший на сияющую улицу Турникет, был сначала ошеломлён красотой вечернего города. Но потом правильно рассчитал, или сердцем (уже!) почувствовал, где может встретить свою возлюбленную. К Храму уже стекались люди. Казалось в такой толпе просто невозможно кого-то отыскать. Но, то и дело раздавались приветствия радушно обнимающихся людей, смех и радостные возгласы детей, которым в такое позднее время совсем не грозило отправляться спать. Волшебная ночь. Светлая ночь. Турникет уже отчаялся встретить Василису, когда вдруг увидел её на скамье рядом с исповедальней. Лучшего места, чтобы наблюдать за органистом, и придумать было нельзя. Пробраться к ней не было никакой возможности. Храм был полон. Стояли даже в проходах, за колоннами. Всё пространство освещалось только трепещущими свечами. Вместе с хором все пели песню, ставшую рождественским гимном «Тихая ночь, святая ночь». Заканчивалось время ожидания таинства. И вдруг как взрыв – электрический свет залил храм, и в ту же секунду всей своей мощью выдохнул и столетний орган. Ощущение какого-то волнующего трепета. Василису потрясло вдруг открывшееся ей неистовое желание - стать тенью органиста, которого уже ни на секунду не оставила бы одного…. Эта была безумная мечта. Ей даже почудилось, что она воспарила к нему. Это ли движение углядел Турникет, или вспыхнувшая страсть обуглила его любовь, но только настигло его сумасшедшее желание, чтобы только ему принадлежала эта девушка. В то же мгновение музыкант взмолился о своей заветной мечте - стать органом, чтобы, наконец, в полноте обладать единственной чарующей, волнующей музыкой, способной вознести к небесам. На хорах кроме органиста никого не было, а потому никто и не увидел, как тот дал новую жизнь и силу органу, издав новый мощный сладостный стон, слившись с волшебной музыкой. Каждый из присутствующих прочувствовал этот необычайный момент, который уже более двух тысячелетий делает всех как бы сопричастными торжественному таинству – явлению в жизнь божественного младенца. У кого-то затрепетала душа, у кого-то дух взмыл в небеса, кого-то ангел коснулся крылом. Равнодушных не было. В радостном песнопении слились голоса и орган. Растаяли неприятные воспоминания, обиды, огорчения и беды. Только радость, только вера, только надежды на самое доброе и светлое. Сочельник близился к концу. А с ним и время волшебства. Женщина опустошённая не исполнившимся желанием, тихо покинула храм, бесцельно устремившись по ярко освещённой праздничной улице. Проходя мимо сверкающего витринами супермаркета, случайно бросила взгляд на как-то необычно поникший турникет… Она чувствовала себя даже не как золушка, убежавшая с бала – как человек, которому вдруг всё стало неинтересно. Надоевшая заграница, одиночество, быстро пролетающие годы… Слегка утомленная событиями седовласая фея сидела в своей гостиной у камина и маленькими глотками пила ароматный напиток из трав, искусно заваренный помощницей. Она вспоминала о своей сегодняшней работе. На плазменном экране стены поначалу открылась изумительная панорама планеты Земля, потом поплыли снежные Альпы, яркие огни городов, счастливые лица. Вот возник образ убелённого сединой очень пожилого господина из дома престарелых. Осуществится его желание встретить в их заведении такого же страстного любителя шахмат как и он, с кем бы можно было проводить за доской уже заметно отмеренное время. А вот раздался радостный возглас студента, получившего долгожданный грант на продолжение учёбы в одном старинном университете. Проплывают лица, много радостных лиц. Сколько удовольствия получили те, кто смог одарить своих близких и друзей. А сколько счастливых детей заснули этой ночью в объятьях своих вожделенных игрушек! А на экране тем временем совсем близко у торгового центра показалась афишная тумба, пожелавшая стать длинноногой моделью. Почему бы и нет? Ведь может же исполниться мечта Экрана телевизора в витрине, который пожелал стать путешественником, чтобы самому посмотреть те красивые места, куда он призывал всех своими рекламными фильмами. Тут помощница заметила, как нахмурилась фея. - Вспомнились желания, которыми люди сами же погубили свои мечты, - со вздохом произнесла Волшебница. Теперь на экране возник Молодой человек, глядящий на себя в зеркало в туалетной комнате огромного казино. В пустом взгляде не видно было никакой прежней мечты о творчестве в собственной мастерской. Мечта похоронена неистовым желанием мгновенного огромного в |
|
ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ О ПРОСТОМ КАРАНДАШЕ
В одном маленьком городке, стоявшем на берегу красивого озера и отражавшем цепь высоких горных вершин, жила фея Волшебница. Она могла читать не только мысли и желания людей, но и слышать разговоры окружающих предметов. Однажды она услышала такую историю. На старомодном письменном столе стояла красивая ваза - карандашница. Там всегда царил идеальный порядок, за которым присматривал строгий педантичный Простой Карандаш. Он любил делать замечания по любому поводу, был непримирим к ошибкам и повсюду их подчеркивал: у своих коллег, своих близких, в книгах и тетрадях. Верная его спутница Резинка только терпеливо вздыхала и иногда торопилась быстро и незаметно стереть его резкую пометку в рукописи или ехидное замечание на полях книги, а то и загородить других от высказанного им раздражения. Они так давно были тесно связаны друг с другом соединявшим их золотым кольцом, что считались самой образцовой супружеской парой. Добродушная резинка терпеливо сносила все придирки Карандаша и как преданная нянька ухаживала за ним, когда у него обламывался гриф. За ними с почтением наблюдали цветные карандаши, фломастеры, ручки, среди которых были и старинные со скрипучими перьями и современные шариковые. Вобщем, жили достаточно дружно. Если и посмеивались над своими коллегами и их ошибками, то дружески и незлобиво. И вот однажды появилась в карандашнице новая странная пара. Ручка с необыкновенными колышущимися перьями ярко розового цвета и блестящим брелком с подвесками. Она любила покапризничать, писала только тогда, когда ей нравился держащий ее в руках, и при этом немыслимо кокетничала. Ее спутником был толстый самонадеянный Маркер в ярко оранжевом смокинге с причудливой вязью блестящих букв. Он был нетороплив, вальяжен и если делал какие-то пометки в текстах книг и рукописях, то непременно толстой жирной очень заметной полосой. Исправлять после него уже никто не пытался. Он осыпал Красавицу-ручку комплиментами, заметно оттеснял от нее других, и они часто вместе отсутствовали подолгу в вазе. Обитатели карандашницы потом судачили о них целый день, строя всяческие предположения. А иные мечтательно вздыхали о каком-нибудь подобном романе. Простого Карандаша со временем это стало раздражать. Он начинал сравнивать себя с толстым волокитой и становился еще более подтянутым и сухим. Ведь как не знать: Маркер только подчеркивал ошибки, хотя и мог закрашивать целые абзацы, а Карандаш еще и исправлял их. Мягкая резинка не принимала участие в пересудах, понимая ограниченную жизнь тех, кто завидовал, и быстротечность яркой жизни тех, кому завидовали. Она с грустью замечала, каким становился Карандаш. У него бывали, конечно, и прежде флирты с цветными карандашами и ручками. Его вдохновляли их восторги его интеллектом, манерами, старомодным воспитанием. Горделиво воспринимал он такое поклонение. А тут вдруг Карандаш становился каким-то суетливым, таким неуклюжим, чаще крошился и ломался в присутствии Красавицы-ручки. И даже несколько раз торопливо и раздраженно пытался скинуть с себя кольцо вместе с резинкой. Насмешница только заразительно смеялась, встряхивая звонкими брелками. И льнула к толстяку Маркеру. Но настал день, когда запасы Маркера иссякли и его выдворили из вазы-карандашницы за ненужностью. Красавица недолго погрустила и остановила внимание на Карандаше – очень уж ей импонировало, с каким почтением относятся к нему обитатели вазы. А тот от такого внимания просто потерял голову, спешил исполнить любой каприз прелестницы. Он рассказывал ей много забавных историй-казусов, приключавшихся с работающими вместе с ним писателями, блистал своей эрудицией и сарказмом. Он стал так тяготиться резинкой, что та молча оставила его одного. И в кольце больше не стало надобности. Однако, без этого привычного украшения всем сразу открылась лысая макушка Карандаша. И крошки графита неаккуратно сыпались на его одежду. Если теперь случалось ему притупиться или сломаться, в Красавице-ручке все чаще и чаще стало возникать недовольство, раздражение и… скука. А когда случилась серьезная поломка, она и вовсе отвернулась от Карандаша. А тут появился и новый маркер, на этот раз зеленого цвета. Обитатели карандашницы начали потихоньку посмеиваться над незадачливым чопорным Карандашом. И несколько раз складывалась ситуация, когда его за унылый и расстроенный вид едва не выдворили из вазы. Резинка с грустью наблюдала за происходящим, с болью посматривала на своего поникшего постаревшего друга. И тогда она попросила Волшебницу, если это поможет Карандашу, вновь соединить с ним кольцом. Добрая фея, конечно же, исполнила просьбу Резинки. И даже не столько потому, что как говорят, старый друг лучше новых двух. Просто, когда целое распадается на части – неизменно ускоряется процесс разрушения. А целым любой союз делает только любовь. И только без любви старость бывает немощной. Меняются времена и моды. Каких только ручек и карандашей не создала техническая мысль. Но по-прежнему самые уважаемые в вазе-карандашнице - Простой карандаш с Резинкой с их неизменной готовностью навскидку что-то быстро набросать, легко найти и исправить ошибку, сделать удаляемые заметки на полях и страницах рукописей и книг. Малыш уселся за бабушкин письменный стол, потянулся к карандашнице, вытащил фломастер и попробовал написать на листе буквы. Жирная полоса неожиданно съехала в сторону. Исправить букву не получилось, попробовал убрать пальцем – получилось еще хуже. Взял ручку – но буквы валились на бок. А если пробовал их поставить - выходили просто какие-то заросли из закорючек. Наконец, он взял карандаш. Написал букву, другую, с сопением вывел слова «Дорогой дедушка Мороз». А дальше получились слова-желания: самокат, фонарик, лего, мяч. Уже устав, торопливо вывел подпись «Рома». Посмотрел на свою работу и вдруг глаза наполнились обидой – в слове «дедушка» написана лишняя буква «у» после буквы «ш», в слове «лего» на конце непонятная загогулина, а в слове «мяч» - «я» повернута в обратную сторону. Волшебница ласково перевернула карандаш в руках Малыша, и Резинка моментально стерла неправильные буквы и загогулины. Теперь можно было заново аккуратно вписать правильные буквы. Давно наступила ночь. Малыш видел свои счастливые сны. Фея-Волшебница отдыхала от праздничных хлопот. Карандаш в задумчивости наблюдал за мерцающими огоньками елки. Вспоминал, скольким детям помог он написать новогодние письма деду Морозу… Он покосился на дремавшую Резинку и с нежной ворчливостью добавил: «Вместе помогли…». ИСКРЫ РАДОСТИ В одной очень-очень красивой солнечной стране жила маленькая девочка. С самого детства окружали ее с одной стороны горы, с другой – бесконечное теплое море. Но девочка чувствовала себя очень одинокой. У нее не было ни друзей, ни кошки, ни собаки. И тогда она сочинила сказку, как однажды зимой в сочельник появился у нее друг-снеговик. Только он был такой молчаливый, видно, очень сильно застудил горлышко. И тогда девочка связала ему красивый пушистый шарфик. Она проводила с ним много времени. Он был непременным участником всех ее игр. А еще маленькая девочка любила рассказывать снеговику всякие истории, свои тайны. Он молчаливо выслушивал ее и только ласково утирал своим шарфом ее слезы обид и одиночества. А на ночь девочка непременно забирала его с собой в постель и в обнимку с ним засыпала. Дни сменяли ночи. В который раз понедельник следовал за воскресеньем. И однажды, проснувшись, девочка обнаружила только тяжелый мокрый шарф друга-снеговика. Может слишком горючими были ее слезы накануне… С той поры девочка больше не заводила друзей, чтобы потом не было сердечной боли от расставания с ними. Но сочиненная сказка, где-то затерявшись, продолжала жить своей жизнью. Шли годы, десятилетия. Как в калейдоскопе менялись события, друзья-приятели, какие-то привязанности. Но что-то мешало расцвести им в настоящую дружбу. Всегда где-то в глубине души оставалось тревожное ожидание грустной развязки отношений. Вновь наступило самое замечательное время года – Рождество. Только сейчас это было необыкновенное волшебное Рождество. Взрослая женщина жила уже давно вдали от теплого ласкового моря. Под окнами большие круглые сугробы прятали припаркованные машины. А сами окна превращали дома в сказочные декорации своими мерцающими огоньками, звездами, рождественскими дугами и каруселями. Игривые снежинки все пытались вовлечь в свои хороводы фонарные столбы, но те только жмурились такому баловству и старательно присматривали за прохожими, чтобы те не влетали в сугробы. Редкие машины торопились доставить своих хозяев в места, где их нетерпеливо дожидались… может быть, только уютное одиночество. Наряженная елка в комнате блистала в окружении разноцветных коробок с подарками. Горели все четыре свечи рождественского венка. Мерцающие блики отражались на рамках с фотографиями счастливого семейства и крохотной малышки, гуляли по клавишам открытого инструмента. Женщина уютно устроилась на диване. Под рукой у плеча сладко посапывал пушистым комочком…малыш. Такого волшебного Рождества для нее еще не было. Ближе и роднее этой крохи не было никого в целом свете. И она чувствовала за него такую огромную ответственность, что порой ощущала откуда-то из глубины идущий необъяснимый страх. И тут припомнилась когда-то сочиненная ею сказка. Это там были страхи одиночества и потери. Так, нужно срочно отыскать ее и переделать. Чтобы не осталось следа от мучительного ощущения покинутости и безысходности. Изменить так, чтобы однажды снеговик, в очередной раз выслушав грустные истории девочки, стал рассказывать ей о волшебной стране, где все дружат друг с другом, где если и появляются обиды – так сразу исчезают, чтобы случайно не поцарапать сердца. Там никто не сидит и не ждет появления друга. Там просто радуются всем событиям жизни и спешат доставить быстрее радость другим. Искорки радости они передают друг другу и всем, кто к ним присоединяется. Вот и девочке снеговик оставит такую искорку, когда придет время и ему идти к кому-то другому на помощь. И девочке, самое главное, надо будет постараться не дать погаснуть этой искорке, постоянно подпитывать ее желаниями дарить кому-нибудь свои улыбки, ласковые и добрые слова. Никогда еще так сладко не засыпалось девочке. И когда наутро девочка, проснувшись, не обнаружила рядом с собой снеговика, она поверила, что он понес дальше другим искорки дружбы. А на память ей он оставил любимый пушистый шарфик, который она связала для него, чтобы было тепло его горлышку. Женщина улыбнулась этим детским воспоминаниям. Страхи растаяли. Она обязательно познакомит малышку с искорками радости. И хотя дочь для нее самая большая радость в жизни, она будет счастлива, когда придет время и та понесет свои искры радости в большой и прекрасный мир. Дай, Бог, с мудростью смотреть в спину уходящих в будущее детей! НИЧЕГО В одном небольшом селении жили два соседа. Как-то днем встречаются они на улице. Поприветствовали один другого. - Как дела? – спрашивает первый. - Да, ничего, – отвечает другой. - Спешишь куда по делу? - Да, ничего, подождет! Жена посылала на рынок торговать яблоками из нашего сада. - Ну и как? Много наторговал? - Да, ничего. Только вот детворе-то игрушки купил, а жене на скороварку – не хватило. - Сварливая она у тебя. Достанется тебе. – Покивал головой сосед. - Да, ничего, обойдется! Приходит, наконец, муж домой, а жена сердитая встречает: ничего не успела толком приготовить, да еще свои сорванцы с соседскими ребятишками подрались. Наседает на мужа: - Пора бы уже их уму-разуму учить? - Да, ничего, успеется! К вечеру непогода на дворе разыгралась. Ветер как стукнул в окошко – так ставни на одной петле и повисли. Растолкала жена задремавшего мужа: - Сходи-ка, почини ставни, а то сорвутся и в щепы разлетятся. Пошел муж чинить, да кому охота в потемках возиться? Привалил ставни камнями – вроде, ничего, получилось. А наутро случилось Радости по тому селу прокатиться в сторону ярмарки. Много чего доброго она людям в окна, в подставленные ладони плескала – и света, и смеха, и успеха, и удачи. Да только в приваленные наглухо ставни и досталось-то – ничего! Позже прознала про все то жена от соседей, да к мужу с упреками. А он почесал затылок задумчиво: - Да, ничего, в следующий раз достанется! А Ничего довольное ухмыляется, в азарте руки потирает. Уж коли прилепилось оно к человеку, значит, только оно у него и будет. Во всем только одно Ничего и будет. А как же иначе: ведь человек Ему силу-то и дарит всякий раз, когда Ничего поминает. Вот и крепнет Ничего, ширится и постепенно заполняет собой пространство, дела, жизнь человека. Кому ли не знать, что жизнь-то наполнять надо только хорошим? Тогда и вокруг будет хорошо, в делах будет хорошо. В вашей жизни только все и хорошо будет! |
| Книги |
| Главная |
